Целые дни перед глазами Ильи вертелось с криком и шумом что-то большущее, пёстрое и ослепляло, оглушало его. Сначала он растерялся и как-то поглупел в кипучей сутолоке этой жизни. Стоя в трактире около стола, на котором дядя Терентий, потный и мокрый, мыл посуду, Илья смотрел, как люди приходят, пьют, едят, кричат, целуются, дерутся, поют песни. Тучи табачного дыма
плавают вокруг них, и в этом дыму они возятся, как полоумные…
Неточные совпадения
Над столом колебалось сизое облако табачного дыма, в дыму
плавали разнообразные физиономии, светились мутноватые глаза, и все
вокруг было туманно, мягко, подобно сновидению.
Лодки, как утки,
плавали вокруг, но близко к нам не подходили.
Начали они, когда слегка потемнело. Для начала была пущена ракета. Куда до нее было кривым, маленьким и непослушным ракетишкам Александрова — эта работала и шипела, как паровоз, уходя вверх, не на жалкие какие-нибудь сто, двести сажен, а на целых две версты, лопнувши так, что показалось, земля вздрогнула и рассыпала
вокруг себя массу разноцветных шаров, которые долго
плавали, погасая в густо-голубом, почти лиловом небе. По этому знаку вышло шествие.
Хозяйка, оставаясь на страже своих обязанностей,
плавала из комнаты в кухню и обратно, обходила
вокруг столов и, на минутку останавливаясь сзади Кожемякина, заглядывала в его карты. Почти всегда, когда он стучал, объявляя игру, она испуганно вскрикивала...
Именно этот человек грезился ему тёмными ночами зимы, когда он ворочался в постели, пытаясь уснуть под злой шорох вьюги и треск мороза, образ такого человека
плавал перед ним в весенние ночи, когда он бродил по полю
вокруг города.
Палага, точно голубая птица,
плавала вокруг старика и негромко, несмело подпевала...
— Бились со мной, бились на всех кораблях и присудили меня послать к Фофану на усмирение. Одного имени Фофана все, и офицеры и матросы, боялись. Он и
вокруг света сколько раз хаживал, и в Ледовитом океане за китом
плавал. Такого зверя, как Фофан, отродясь на свете не бывало: драл собственноручно, меньше семи зубов с маху не вышибал, да еще райские сады на своем корабле устраивал.
Фома оглянулся
вокруг себя: как и раньше, в саду никого не было, а в воздухе все
плавал гулкий говор колоколов…
Ему хотелось, чтобы
вокруг было тихо, чтобы девицы перестали
плавать в воздухе, как скучные клочья весенней тучи, и бритый тапёр с тёмно-синим лицом утопленника не тыкал пальцами в жёлтые зубы рояля, похожего на челюсть чудовища, которое громко и визгливо хохотало.
Ходила Фатевна быстрым развалистым шагом, скорее
плавала, чем ходила, и имела привычку необыкновенно быстро повертываться, так что ее ястребиные глазки видели, кажется, решительно все, что происходило
вокруг нее.
Тени
плавают, задевают стебли трав; шорох и шёпот
вокруг; где-то суслик вылез из норы и тихо свистит. Далеко на краю земли кто-то тёмный встанет — может, лошадь в ночном — постоит и растает в море тёплой тьмы. И снова возникает, уже в ином месте, иной формы… Так всю ночь бесшумно двигаются по полям немые сторожа земного сна, ласковые тени летних ночей. Чувствуешь, что около тебя, на всём круге земном, притаилась жизнь, отдыхая в чутком полусне, и совестно, что телом твоим ты примял траву.
Странен и забавен был для нас известный ученый, из патриотизма восхищавшийся тем, что «не жаден русский народ, не завистлив» — ибо «летает
вокруг него птица — он не бьет ее,
плавает рыба — он не ловит ее и довольствуется скудною и даже нездоровою пищею».
Мы ложились на спины и смотрели в голубую бездну над нами. Сначала мы слышали и шелест листвы
вокруг, и всплески воды в озере, чувствовали под собою землю… Потом постепенно голубое небо как бы притягивало нас к себе, мы утрачивали чувство бытия и, как бы отрываясь от земли, точно
плавали в пустыне небес, находясь в полудремотном, созерцательном состоянии и стараясь не разрушать его ни словом, ни движением.
Вокруг них мелькали люди в белом, раздавались приказания, подхватываемые прислугой на лету, хрипели, охали и стонали больные, текла и плескалась вода, и все эти звуки
плавали в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими ноздри запахами, что казалось — каждое слово доктора, каждый вздох больного тоже пахнут, раздирая нос…
И вчера, пока Юрасов сидел в ресторане «Прогресс», пил водку, галдел с товарищами и смотрел на аквариум, в котором
плавают бессонные рыбы, — все так же глубоко покойно стояли эти березы, и мрак был под ними и
вокруг них.